ну чё. Поздравляшки Тэнгу и Бека.
но я не пишу гет. ладно вру. пишу. но про них вряд ли смогу.


Они расстелили одеяло, чистое, оно немного похрустывало, когда они вдвоём несли его из сумрака спальни с занавешенными тяжёлыми шторами в зал, заполненный прямо до потолка солнечными, плотными сгустками света.  Минсок, щурясь, назвал зал ванной, а поднятую пыль — солнечной пеной, а их двоих сытыми тюленями, лежащих на льдине – белом одеяле.

Одеяло лежит на ковре. Мин любит этот ковёр, а Бек нет. В бэкхёновской квартире ковёр мягкий, синтетический мех приятно касается кожи, и ворс у него длинный – ноги утопают по щиколотку, это даже приятнее ощущения ног в горячем сухом песке или прохладной, лижущей кожу воде. Мягко, удобно, почти как в объятиях Минсока в ненавязчивых, не душащих, а нежных, будто он соткан, сделан, собран из печенья, по мнению Мина. Хрупкий, как красочная, броская карточная конструкция, лишний жест, больше сил, чем необходимо, и всё. Когда Мин рассказывал ему об этом, по-детски маша руками – Бэк грел руки об горячую кружку с мятным чаем, пропитывался успокаивающим  ароматом. Он много слушает, а Мин много говорит, кривая улыбка с дёснами не слезает с его лица. Недавно ему рассказывал о ковре, купленном на блошином рынке, на самом его конце в палатке за бесценок. Он из России, со времён СССР – говорил ему Мин, занося в свою квартиру, бережно расстилая по полу, обводя узоры, цветы, ложась, гладя ворс.

Они купаются в солнечной ванной, впитывают жару июня и тягуче целуются, не торопясь, смакуя, пару раз стукаются зубами, заплетают неморские узлы языками, распутываются, словно кубки невысказанных эмоций. Нос к носу, смотря в глаза  в глаза, утопая в собственном океане нежности и поддержки, Бекхён чувствует себя счастливым.